Журнал "Вокруг Света" №4  за 1997 год - Вокруг Света

Когда наконец смена блюд закончилась и мы перешли к кофе и испанским монархам «Карлосам» в красивых бутылках, солнце заметно переместилось к горизонту. Тур обвел довольным взглядом нашу компанию, слегка разомлевшую от домашней обстановки, обильной еды и рассказов, доел мороженое и сказал:

— Тенерифе приезжие представляют как бесконечную череду пляжей, баров, ресторанов, гостиниц и казино. Переубеждать их никто не собирается, но, в действительности, Тенерифе — это материк в миниатюре. Это чудом сохранившийся с доисторических времен заповедник. Завтра же и начнем знакомство с островом. Прихватите с собой что-нибудь теплое: наверху может быть прохладно.

Завтра наступило очень скоро. Еще затемно мы выехали из отеля и бросились наперегонки с рассветом. Сорок минут езды по скоростной трассе, опоясывающей остров, — и мы въезжаем в зеленые ворота «финки» Хейердалов. Тур и Жаклин одеты по-походному и ждут нас. Мы отправляемся на двух машинах. Впереди — юркая темно-изумрудная «хонда» Хейердалов, сзади — наш приземистый «вэн». За рулем первой машины — Жаклин. Тур за всю свою долгую жизнь так и не научился управлять автомобилем. В этом он остался верен принципам «цивилизованного дикаря», когда еще в середине 30-х годов отправился в поисках рая на Маркизские острова со своей первой женой Лив, не взяв с собой ничего, что накопила к тому времени западная цивилизация.

Наш небольшой караван быстро поднимается в горы. Всего полчаса — и тропическая растительность, яркое солнце, загорелые тела туристов на пляже кажутся картинками из другого мира. Здесь — ранняя осень. Свежий ветерок и мягкий ковер из красно-желтых сосновых иголок длиной в палец.

— Это необычные сосны, — поясняет Тур. — Они приспособились к соседству вулкана и легко реагируют на перепады температур. Они сбрасывают иголки — как листья, но быстро восстанавливаются.

Именно эти сосны два столетия назад поразили воображение профессора Ламанона из экспедиции Лаперуза, плывшей на «Буссоли» и «Астролябии». Пожилому профессору со спутниками понадобилось два дня тяжелого восхождения, чтобы добраться до этих мест. Нам — немного больше часа.

Все вокруг говорило о том, что мы приближаемся к Тейде. Солнце куда-то исчезло. Склоны ущелий усыпаны вулканическим шлаком. Сквозь него кое-где пробиваются одинокие сосны. Клубится густой туман. Холодно. Кутаемся в свитера и куртки. Машины идут с зажженными фарами. В разрывах быстро несущихся облаков виднеется голубое небо. Оно так близко.

Поднимаемся еще выше. Ощущение угрюмой осени окончательно овладевает нами. Едем в сплошном молоке плотного тумана. И вдруг, совсем того не ожидая, вырываемся из этой почти осязаемой пелены. Перед нами — залитая солнцем долина. Далеко впереди виден конус Тейде.

Дорога петляет между пологих гор. На одной из них белеет фантастическое здание — астрофизическая обсерватория. Время от времени ее накрывают рваные облака, и тогда она на миг исчезает, как призрак. Воздух чист и прозрачен. Я думаю о том, что когда с февраля по апрель здесь выпадает снег и ночью все залито лунным светом, и властвует тишина, — до звезд, наверно, можно дотянуться рукой...

Словно прочитав мои мысли, Жаклин вдруг говорит, оторвав взгляд от дороги:

— Мы очень любим это место. Когда хочется снега, то приезжаем сюда зимой — наши друзья работают в обсерватории, и мы остаемся погостить у них на несколько дней.

«Когда хочется снега...» — эта фраза застревает у меня в памяти. Я буду часто вспоминать ее слякотной московской зимой...

Еще один подъем, и мы въезжаем в плоскую долину — это знаменитый кратер Тейде, как говорят, один из самых больших в мире. На километры вокруг простираются каменные торосы застывшей лавы, красно-бурые, как засохшая кровь, скалы и сморщенные поля черного битума. Застывшая тысячелетия назад дикая пляска лавы, вырвавшейся из нутра планеты... Пожалуй, для того, чтобы описать кратер Тейде, стоит повторить слова Отто Коцебу, который в 20-е годы прошлого века во время своего кругосветного путешествия посетил Тенерифе: «Тот, кому хватит смелости добраться до кратера, будет вознагражден одним из прекраснейших зрелищ, какие только бывают на свете. Перед ним раскинутся, как на ладони, все прелестные ландшафты Тенериффы...» Правда, как утверждают злые языки, сам Коцебу на пик Тейде так и не взобрался.

Погода в кратере крайне переменчива. Быструю смену ее настроений мы испытали на себе. Едва отсняли долину, как вокруг Те-нсрифского пика закружились грозовые облака, солнце моментально исчезло, заморосил дождь, вскоре превратившийся в град.

Мы устремились вниз — к океану. Почему-то хотелось поскорее вырваться из этого мрачного царства. Недаром гуанчи считали эти места обиталищем темных сил. Здесь никто не селился, лишь редкие пастухи пригоняли своих коз. Легенда гласит, что на склонах Тенерифского пика сохранились таинственные надписи гуанчей. Последующие поколения обитателей Тенерифе считали их печатью дьявола и всячески избегали. Впрочем, профессор Ламанон утверждал, что видел их во время своего восхождения. На мой вопрос о надписях Тур как-то неопределенно пожат плечами и ничего не ответил.

Гарачико — небольшой город на северо-западной оконечности Тенерифе. Со всех сторон городок, прижатый к самой воде, обступают черные вулканические склоны. Гарачико известен вулканологам всего мира: это — Канарские Помпеи. Сегодня в городке едва наберется шесть тысяч жителей. А лет триста назад это был богатый и славный город-порт, перевалочный пункт между Старым и Новым Светом, поставлявший в Европу сахар, бананы и вино.

Тур выбирает живописную площадку, нависшую над городом, и рассказывает:

— Извержение началось в 1706 году. Потоки лавы обрушились на город. Куски раскаленной породы, словно ядра, падали сверху на дома, корабли и людей. Это был ужас. Корабль, стоявший на рейде, сразу же затонул. Люди пытались бежать, но бежать было некуда — сзади вулкан, впереди — океан...

Тур повернулся и указал на необычный памятник: человек, с огромной дырой вместо сердца, рвется вперся, теряя чемоданы. Это памятник жителям Гарачико, покинувшим его навсегда после трагедии.

История Гарачико довольно поучительна. Новый город быстро отстроился на месте старого. Он стоит на подушке лавы. Несколько идальго, владевших землями вокруг Гарачико, искренне надеялись, что город быстро придет в себя и их доходы от торговли не пострадают. Но судьба распорядилась иначе — город так и не оправился от потрясения и превратился в захолустный городок испанской провинции с несколькими уцелевшими историческими памятниками: замком, монастырем, церковью и узкими улочками. Именно они, а также естественные бассейны в лаве с океанской водой, устроенные в 60-е годы предприимчивым англичанином, привлекают в Гарачико не только иностранцев, но и самих испанцев с материка. Тур задумчиво посмотрел на город вниз и тихо, словно про себя, добавил:

— Это извержение не было последним. Еще одно произошло в 1905 году недалеко от нашего Гуимара. До сих пор в недрах земли под островом наблюдается некоторая активность. Но, кажется, никто об этом даже не задумывается. Все веселы и счастливы и. не вспоминают об опасностях, как это и свойственно людям.

Мы снова пустились в путь. Дорога поднималась в гору вдоль берега океана, время от времени скрываясь в туннелях. На открытых участках, на обочине, а то и на проезжей части, лежали сорвавшиеся откуда-то глыбы. Похоже, они столь же непредсказуемы, как и извержения. Наконец мы добираемся до крайней западной точки острова — мыса Тено. Здесь дорога обрывается прямо в океан. Место довольно пустынное: утесы, вздымающиеся из океана, черные скалы, похожие на угольные терриконы, маяк. Какой-то любитель одиночества построил себе здесь виллу с плоской крышей и огромным окном во весь фасад с видом на океан.

Все вокруг залито мягким предвечерним светом. Тур выглядит таким же свежим и бодрым, как и утром. Он устраивается на острых камнях и отвечает на вопрос, который давно у нас языке:

— Нет, у меня нет планов новой экспедиции, но я вновь отправляюсь на остров Пасхи. Кэтьен Мюньес — это испанский ученый, любитель приключений и большой знаток практики древнего мореплавания, — собирается плыть с острова Пасхи в Японию на тростниковом корабле. Его строят те же люди — Паолино и компания, которые строили для нас «Ра» и «Тигрис». Это огромный корабль — он размером с каравеллу Колумба, а сделан на основании того петроглифа, что я когда-то нашел на острове Пасхи. Я уверен — у них все получится. И мне обязательно нужно быть с ними — Мюньес сумел соединить воедино на практике несколько моих теорий и гипотез.

Я отошел немного в сторону и посмотрел на Тура. В своей панаме-сафари, свободной рубашке цвета хаки он мне кого-то очень напоминал. Через какое-то время я сообразил — Бинг Кросби! Еще один человек-легенда. Та же живость, та же мягкая улыбка и открытый взгляд холодных глаз. Но для Кросби вся жизнь заключалась в сцене, в людях, которые толпились вокруг, в надежде, что его песни делают кого-то чуточку счастливее. Для Тура — сцена, где он разыграл свою жизнь, — это океан. Это место борьбы, самоутверждения и становления характера. Это то, откуда он вышел и где растворится, когда пробьет его час. Он стал частицей того, что всегда было главным в его жизни.